"Кровавый суд", "Волчье ущелье", "Железный крест" - так назывались рестораны в древнем городе
...Итак, сегодня вместе со специалистом по истории края Николаем Чебуркиным мы "гуляем" по Кенигсбергу кабацкому. Если, конечно, слово "кабак" применимо к тем вполне респектабельным заведениям, которые существовали в столице Восточной Пруссии вплоть до апреля 1945 года.
Блютгерихт на гравюре Вальтера Буша, 1885 год
- Самым известным рестораном в городе, - говорит Николай, - был, конечно же, "Блютгерихт". Своим ужасным названием "Кровавый суд" - он обязан тому, что располагался в подвалах Королевского замка, где в ХVII веке находилась тюрьма. Камеры которой, в свой черед, именовались недвусмысленно: "Большой колпак", "Перцовая комната", "Испанская игла" (вариант "Испанский сапог"), "Мученическая"... А прямо над подвалами размещался суд. Справедливый и гуманный, надо думать.
В 1732 году зальцбургский эмигрант Балтазар Шиндельмайстер арендовал подвальные помещения замка, дабы использовать их как винные погреба. А в 1827 году там открылся винный ресторан, про который в городе говорили: "Если ваш гость заблудился в Кенигсберге, ищите его в "Блютгерихте".
Вход туда был через пристройку появившуюся 1613 году под турнирной галереей Королевского замка. Кроме хранилищ, в подвалах располагался знаменитый на всю Европу Большой зал с пятью винными бочками и деревянным макетом парусника, как бы парящего под сводами потолка. Рядом - "Камера мучеников". (У одной из стен там стояли пять здоровенных бочек, украшенных затейливой резьбой, а на них восседал бог виноделия Бахус. Кстати, единственный бог, которого почитал русский царь Петр I. Но Петр I в Кенигсберге посещал другие злачные места. К примеру, трактир "К золотому поросенку", где над большим очагом и на дубовой балке под потолком висели окорока и колбасы, а от пылающего хвороста блестела начищенная медная посуда. Огненные колбаски с фаршем, густое пиво - вот что ему нравилось. Жареные голуби, миниатюрные пирожки с паштетом, салат и прочие деликатесы, которыми лакомились знатные особы, его не прельщали. Впрочем, о трактирах Кенигсберга и о забегаловках для простонародья мы поговорим в следующий раз, - прим. авт.)
В "Камеру мучеников" вел специальный Мученический ход, на стенах которого были намалеваны злорадно ухмыляющиеся рожи. Чуть дальше находилась Рыцарская трапезная, где высоко под потолком кружили семь сов с навсегда застывшими нестерпимо желтыми глазами.
...В ресторане существовали отдельные кабинеты для штатских и для военных. Заведующий винным погребом, облачившись в кожаный фартук, лично подносил клиентам Рейнское, Бордо, Бургундское и - фирменное вино, прославленный "Блютгерихт".
Последним управляющим ресторана был г-н Файербан. Мы уже говорили о том, что во время осады Кенигсберга советскими войсками жители города, оголодавшие и измученные, предпринимали настойчивые попытки дорваться до винных погребов "Блютгерихта", где кое-что еще оставалось. Но комендант Ляш распорядился выставить у входа хорошо вооруженных часовых.
Управляющий Файербан встретил капитуляцию вместе с остальными жителями Кенигсберга. После чего растворился во времени и пространстве. Судьба его неизвестна. А уцелевшие в погребе вина выпили победители. За то, чтобы дойти до Берлина. (Вообще в Кенигсберге победители пили все, что могло гореть. В зоологическом музее, к примеру, наши ребята выхлебали содержимое банок, в которых хранились заспиртованные экспонаты. "Тушки" повыбрасывали, спирт - употребили, музей - сожгли... - прим. авт.)
...Еще одним рестораном, не менее известным, чем "Блютгерихт", был флековый ресторан Хильденбранда на Унтерен Роллберге (ныне - библиотека Чехова на Московском проспекте). Флек - это особым образом приготовленный рубец, т.е. выпотрошенный и фаршированный свиной или говяжий желудок. А сам кабак вполне может быть назван старейшим в Кенигсберге.
Рядом с флековым, на углу Коггенштрассе к Альтштадтане Лангассе, располагался ресторан Лёбелля, который специализировался на сосисках отличного качества. Цены здесь были вполне умеренными. (В конце ХIХ века обед, состоящий из четырех блюд - супа, говядины с артишоками и картофелем, рыбы с трюфелями, пудинга со сливами и компота - стоил не больше 25 пфеннингов. Кстати, дороже всего здесь ценился сыр Kuhkase - с весьма специфическим запахом. Русские путешественники дико удивлялись. "Он до того дурно пахнущий, - писала жена Достоевского Анна Григорьевна, - что, я думаю его взять в рот, так вырвет. Но немцы едят его с удовольствием, и чем гнилее сыр, тем он лучше и больше раскупается", - прим. авт.)
Жена Лебелля, статная, миловидная, всегда сидела в зале у дальнего окна и вязала на спицах чулки. Присматривая в то же время за посетителями.
...Портовый кабак Венцеля был известен своими вкусными булочками. Располагался он в одной-единственной комнате в доме купца Нагеляйна в Кнайпхофе (во времена Петра I Нагеляйн был послом в России, и вообще - личностью, чрезвычайно уважаемой в Кенигсберге). А дом этот стоял буквально на берегу Прегеля, в том месте, где ходил паром, переправляясь на ту сторону к Лаштади. На деревянной стене кабака были высечены буквы "А.К." - по этим буквам кабак чаще всего и называли. Процветал он с 1890 года вплоть до строительства Северо-немецкого кредитного учреждения (позднее - Торгового банка) в 1910 году. Известно, что посетителям - а ими были здесь молодые купцы, весовщики, таможенники, юнги, капитаны - предлагали к "Тюлпхен пиву" за 10 пфеннингов несколько булочек даром. Но - не больше восьми...
А вот сотрудники кредитного учреждения - "белые воротнички" - пивом и бесплатными булочками не интересовались - для них общество "у Венцеля" было недостаточно "чистым". В итоге кабак постепенно загнулся....Уважали кенигсбержцы и ресторанчик "К плавучему Темпелю" прегельского капитана Макса Темпеля. (Забавно, что "темпель" в немецком языке - это храм. Откуда и пошло название ордена тамплиеров.) Ботик Макса Темпеля, курсируя вдоль западной набережной Кнайпхофа, принимал на борт служащих Набережного вокзала, грузчиков и портовых рабочих. Выпить они умели и любили.
(В Калининграде идею плавучего ресторана при "совке" попытались воплотить "Алые паруса" - "консервная банка", державшаяся на прегельской воде неподалеку от Кафедрального собора. На "Алых парусах" любили в свое время "гудеть" курсанты КВИМУ. Гранд-шиком считалось надраться до того, чтобы по трапу спускаться на полусогнутых, а то и на четвереньках. Забавные были картинки. А потом корабль проржавел. И его уволокли в неизвестном направлении, - прим. авт.)
Гостиница и ресторан Беллевю, 1930 год
В Лёбенихте самым посещаемым кабаком был Гамбринус-халле на Тухмахерщтрассе, 1-2 (теперь это район магазина "Светоч" - "Финская мебель" на Зарайской). Любили жители города и Феникс-халле, чуть выше "Гамбринуса", на холме.
Но особой достопримечательностью Кенигсберга была "тетка Фишер". С 1814 года она владела кабачком под названием "Волчье ущелье" на пересечении Мюллергрюнд ("Мельничное ущелье" - там, где теперь каскад неработающих фонтанов перед недостроенным Домом Советов) и Французской улицы. Посетители называли ее на французский манер: "мадам". Она подавала знаменитое лебенихтское коричневое пиво в кружке с крышкой. Кроме того, ее клиенты - а ими по преимуществу были студенты, приходившие к "мадам Фишер" целыми корпорациями, - обожали грог, баварское пиво, яичный коктейль (флипп), хоппель-поппель (типа нашего гоголя-моголя), ромовый пунш... И заедали все это дело флеком и горячими сосисками "Книстхен" (колено), "Зеехундшен" (переводится как "тюлень" - или, точнее, "тюлений жир") по пять пфеннингов за штучку. А еще особым блюдом "Моорхундшен" (название неаппетитное: "болотная собачка") - это двухлетней выдержки копченый серый творожный сыр с тмином и луком, 10 пфеннингов за порцию.
Тетка Фишер, скончавшаяся в столетнем возрасте, была оригинальной особой: все новинки цивилизации она отметала категорически. Спичек не признавала - клиентам, желающим закурить, выдавались лучинки. Или - предоставлялась возможность поджечь сигару от огня на кухне. А блюда готовились там чуть ли не на кострах. Иного топлива, нежели древесный уголь, тетка Фишер и знать не хотела. Газовые плиты и горелки, казались ей противоестественными.
Никогда в жизни она не пользовалась услугами железной дороги, не поднималась на борт парохода, глубоко презирала модные вещи, называя их "финтифлюшками". Интерьер ее кабинета был соответствующим - как если бы вы ели и пили в музее: гравюры столетней давности на стенах... древние часы с кукушкой - но без кукушки, которая от старости сломалась и упорно не хотела вылезать из своего "домика"... стол, сработанный сто шестьдесят лет назад... двенадцать реликтовых оловянных кружек... старенький питьевой штодо, на котором мелком отмечались деления...
Но все это выглядело чисто, аккуратно, уютно - и даже требования тетки Фишер, чтобы в ее кабаке не играли в новомодный вист, а резались в "den Skat" (тоже карточная игра, но "ровесница мамонтов"), студентов не смущали. Тетку Фишер они любили. И искренне оплакивали ее кончину в 1886 году. После ее смерти "Волчье ущелье" потеряло свою привлекательность.
Около 1900 года ресторан закрылся - но был потом возрожден под сводами Россгартенского Пассажа (начало ул. Клинической). Впрочем, без особого успеха. Как не увенчались успехом и попытки отдельных рестораторов приобщить кенигсбержцев к французской и английской кухне. Вкусы у немцев были простыми. Всякие там "Consomme au Pommes D'Amour", "Sylphides a la creme a Ecrevisses" и прочие гастрономические тонкости были выше их желудочного понимания. И обычный бюргер, и господин из местного высшего общества одинаково любили сосиски с жареной кислой капустой, гороховый суп и пиво. А их жены лакомились пирожными и горячим шоколадом в одних и тех же дамских кондитерских. Впрочем, о кондитерских мы тоже поговорим в следующий раз.
...Русские путешественники удивлялись тому, что в немецких ресторанах у каждого официанта - своя узкая специализация. Тот, кто носит хлеб, никогда не отзовется на просьбу "поторопиться с пивом" - а тому, кто подает суп, абсолютно без разницы, принесли клиенту хлеб, поставили перед ним солонку или же нет.
Немецкие официанты прислуживали без той почтительной угодливости, какой отличались "человеки" в российских ресторанах и трактирах. Они не носились по залу с такой скоростью, что фалды их фраков завивались жгутом - а, напротив, перемещались неторопливо и обстоятельно. Зато клиент мог быть уверен: ему не "втюхнут" залежалый продукт, а сдачу принесут с точностью до пфеннинга...
Одну русскую даму с позором выгнали из ресторана, когда она, по московской привычке начала возмущаться абрикосовым кремом, поданным на десерт - дескать, он отвратителен. Официант переспросил: "Schon Sie wollen zagen?" ("Хороший, вы хотите сказать?"). Думая, что дама просто ошиблась в слове. Но та повторила "Abscheulich" ("Отвратительный"). Через пару минут вышел хозяин ресторана, позвал швейцара - и привередливую клиентку выпроводили, не дав поесть тот самый "отвратительный" крем. Впрочем, денег за обед тоже не взяли...
...После штурма Кенигсберга все рестораны закрылись. В городе голодали и побежденные, и победители. Михаэль Вик в книге "Закат Кенигсберга. Свидетельство немецкого еврея" вспоминает:
"Одичавшие собаки избегали встреч с человеком, каким-то образом чуя его намерения. Всех кошек давно уже съели. Однажды средних размеров собаку сбил мчащийся джип. В состязании за ее труп я оказался победителем и понес добычу домой <...> Ее мясо пришлось всем домашним по вкусу и укрепило наши силы. А однажды в куче мусора мне попалась на глаза целая банка сиропа - вот это удача!..."
А первая переселенка Н.А. Пискотская говорит:
"В голодную зиму 1947 года стоимость буханки хлеба подскочила до 100-120 рублей. Стакан муки стоил пять рублей <...> На базаре хлеб продавали по кусочкам. Кусочек - десять рублей. Резали хлеб на десять частей и так продавали".
Еще одно свидетельство:
"Летом сорок шестого года около бани на улице Павлика Морозова открыли коммерческий магазин, где изредка продавали хлеб... У дверей топталась огромная масса людей. Дверь время от времени открывалась, отсчитывали двадцать человек и запускали в магазин; там их отоваривали и выпускали через другую дверь <...> Ко мне прижали пожилую немку интеллигентного вида, в соломенной шляпке с вуалью. До войны таких было много. Толпа давит, кости трещат, день жаркий. Старушка шепчет что-то по-своему. И вдруг я явственно слышу от нее по-русски: "Эх... твою мать!".
И еще:
"В 1947 году, четвертого декабря, отменили карточки (это уже говорит ветеран А.Н. Соловьев, - прим. авт.). Мать на стол положила целую буханку хлеба и говорит: "Ешь". Я отрезал кусок, а она говорит: "Всю ешь". Я впервые съел целую буханку, впервые почувствовал себя сытым, а мать вдруг заплакала навзрыд". ("Восточная Пруссия глазами советских переселенцев. Первые годы Калининградской области в воспоминаниях и документах").
Тут уж было не до кабаков. Они появились позже - и "гудели" там по преимуществу вернувшиеся из загранки моряки. А в их отсутствие - морячки. Кулинарные изыски резвящийся народ волновали мало: еда во всех кабаках была примерно одинаковой. Как и выпивка. И музыка тоже. В кабак ходили, чтобы поразвлечься: потанцевать и "снять" кого-нибудь на вечерок.
Морячки прикалывались: "Мы с мужем сейчас оба в Атлантике. Только он на судне, а я - за столиком". Но это уже совсем другая история, к Кенигсбергу относящаяся мало.
А следующая наша "прогулка", как и было сказано в самом начале, - по злачным местам попроще.
Д. Якшина
